По ту сторону очередной бинарной гендерной системы

Против фэм, против гендера, против всякой бинарности

Уже пару лет в радикальных кругах проявляется тенденция — взамен слову «женщина» пользоваться понятием «фэм» [ориг. femme]. В сообществе по-разному объясняют эту перемену в языке, но общий смысл такой: сделать «нашу» концепцию патриархата доступнее для всех, кто не отождествляет себя со строгим понятием женщины. Вот что говорит Википедия:

Фэм это идентичность, которой пользуются женщины (в том числе, транс-женщины) и небинарные люди, чтобы описать собственную женственность. В качестве гендерной идентичности она обозначает «людей небинарных или, если конкретнее, женственных гендерквир-людей, и по сути своей призвана обращать внимание на фэмфобию и планомерное обесценивание женственности». Это понятие применимо исключительно к квир-людям вне зависимости, определяют ли они себя в качестве женщин.

Эта замена — не просто игра словами, а сдвиг в представлениях: предметом угнетения патриархата оказывается уже не только женщина, но все наделённые женственностью, каждый и каждая фэм. Кроме того, новое слово меняет и наше определение угнетения: предлагается рассматривать его уже не через положение в системе гендерного насилия, а через связь с эстетиками, женственностью, повадками и нормами поведения в обществе.

Раньше «мы» полагали, что патриархат и гендер(ное насилие) угнетают только женщин, — будто наше определение патриархата никогда не было настолько серьёзным, чтобы распознать мириады человеческих переживаний и состояний, которые не умещаются в одну из двух заданных категорий (Угнетённого и Угнетателя, Мужского и Женского, и т.д.). Кто бы ни разделял такое убеждение, переменой к лучшему окажется преодолеть этот поверхностный анализ патриархата и механизмов гендера в пользу толкований, которые вбирают большее разнообразие опытов. Но и тут — как за всяким толкованием, всяким анализом — ожидания не оправдываются. Едва ли переход к понятию «фэм» позволяет бросить вызов способности патриархата делить на категории, клеймить и упорядочивать, вводить бинарности, воспроизводить себя и собственные экономические предпосылки, — и с этим понятием точно не построить теории угнетения, которая окажется открыта любому опыту или состоянию.

Что значит быть фэм?

Кому положено быть фэм? Кто действительно угнетён? Кто достаточно фэм, чтобы считаться угнетённым? Все ли женщины — фэм?

Всякая теория угнетения утверждает, что на каждый предмет угнетения находится свой субъект угнетения, каждому угнетённому классу соответствует класс угнетающий (например, как белые угнетают не-белых, богачи/буржуа угнетают бедняков/пролетариат). В прежнем определении патриархата, согласно которому только женщины составляют угнетённый класс по признаку гендера, мужчин рассматривали как угнетающий класс. В современном определении фэм выступают классом угнетённых, а мужло [ориг. masc] — угнетателями. Всякая личность определяется через тех, кого отличает от себя.

Согласно сайту everydayfeminism.com статус фэм «в ходу главным образом в квир-кругах. Это гендерное выражение, которое содержит целый спектр идентичностей: гей и квир цисмужчины, трансмужчины и гендерквир-люди часто определяют себя как фэм. Утверждать, что только женщины могут быть фэм, — значит поддерживать бинарную гендерную систему, которая игнорирует кучу людей». Наряду с сомнительным использованием собирательного понятия «квир» этим определением пытаются охватить опыт всех тех, кто не мыслит себя как женщину. Хотя в него допускаются часть женственных геев/трансмужчин и небинарных людей, это происходит за счёт исключения неженственных женщин. Неженственных фэм — буч-женщин [ориг. butch] и закрытых транс-женщин — либо не замечают в упор, либо клеймят как «маскулинных» и угнетателей. Будто бы в дрязгах среди фэм виноваты буч-женщины. Будто бы женственные геи не способны быть апологетами патриархального контроля. Будто бы фактический опыт взаимодействия человека с гендером и насилием блекнет на фоне его или её личных черт.

Не фэм, не мужло, а кто-то самобытный

Такой ход мысли закрепляет «гендерную бинарность» через разделение «угнетённые-фэм против угнетателей-мужла» — с той только разницей, что нынешнее разделение в гораздо меньшей степени опирается на гендерные стереотипы и биологию нежели предыдущее (и все еще господствующее) гендерное бинарное разделение. Роль разделителей играют не биологические признаки или самоидентификация, но эстетика и повадки. Конечно, практически что угодно лучше биологического детерминизма, но этой перемены в языке недостаточно, чтобы перестать делить всё на чёрное и белое.

В радикальных кругах, прежде чем узнать мои имя и местоимения, меня принимают за мужло из-за волос на лице и того, как я одеваюсь. Мой личный опыт гендерного насилия воспринимают всерьез только узнав, что я трансженщина. Нам следует строить свои изыскания на том, как мы переживаем гендерное насилие в повседневной жизни, а не на наших идентичностях. В основе наших отношений должны лежать наши сходства и близости, а не категории, которые минимально устраивают всех окружающих. Повседневная жизнь достаточно сложна, чтобы делить её на две категории.

Знакомьтесь: новая бинарность, неотличимая от старой

Несколько лет назад, до того, как фэм закрепилось в языке в качестве определения всех, кто угнетён патриархатом, в ходу было понятие не-мужчины [ориг. not-men]. Теоретические пробелы у него все те же, что и у фэм. Эти пробелы анализировались в Baedan — журнале о нигилизме, анархизме и критике цивилизации, который уделяет внимание темам гендера, квирности и усмирения. Их анализ утверждает, что понятию не-мужчины далеко до инклюзии, оно не способно преодолеть деления на бинарные категории и только закрепляет за ним надзорные функции.

Одним из ответов на ту критику оказалось зарождение концепции не-мужчин. Большая часть попыток определить границы этой категории на редкость несуразны. То ей обозначают не-цисгендерных мужчин — и дают понять, что на ряде собраний пидоров не ждут. То в неё объединяют женщин и транслюдей. Часть феминисток решила, что в категорию иногда попадают и не-белые оскопевшие мужчины. Чаще же это просто пост-модернистский вариант слова «женщина». Как и любая категория, она не работает без чётких и постоянно оберегаемых границ. Каждое её употребление притягивает противоречия. А самые непротиворечивые из определений выходят такими расплывчатыми, что теряют практический смысл. И именно на практике яснее всего проявляется насильственная сторона этих изысканий. Тошнота подступает от одной мысли, что какое-то собрание женщин, большей частью цисгендерных, готово решать, кого из трансфеминных и гендерквир-людей допускать в свои ряды. Такой надзор за соблюдением категорий мало чем отличается от прочих. Знакомьтесь: вот новая бинарность, неотличимая от старой. Выйти из этого тупика можно, если вместо идентичности опираться на пережитое — искать сообщни·ц по схожему опыту выпавшего на их долю гендерного насилия. Часть приверженцев понятия не-мужчины формулируют его схожим образом: «подвергающиеся изнасилованиям», «выполняющие труд по уходу». Но такой опыт не запереть в рамки идентичности, а примерь мы на неё феноменологическую или эмпирическую рамку, сама категория потеряла бы всякую пользу. Зачем наводить маету и пытаться спасти концепцию, которой, когда её не раздирают противоречия, без толку пользоваться? Спасают, на самом деле, бинарные категории, из которых наш мир давно вырос.

Всякая бинарная система — «мужчина/женщина», «мужского пола по рождению/женского», «не-мужчины/мужчины», «фэм/мужло» — требует надзора, требует постоянных практик исключения и разграничения. Деление на бинарности — лишь один из управленческих механизмов гендера. Бинарные категории предполагают существование предписаний, норм и иерархий.

В отсутствие третьего пути

Восстание приводит нас к тому, чтобы мы не позволяли больше «устраивать» нас, а сами себя устраивали, и не возлагает блестящих надежд на «институты».

Беда, что скрывается за бинарным выбором между фэм и маск, зародилась прежде, чем попала в наши сообщества, и не минует, придумай мы новых понятий взамен этим. Я бы предложила не искать альтернатив и не детализировать их, но всецело от них отказаться. Этого можно добиться, лишь восстав против гендера. Восстание позволит нам окончательно низвергнуть управление, отречься от его инструментов, предать их забвению и взять свою судьбу в свои руки.

[1] Пер. Гиммельфарба и Гохшиллера. СПб.: Издательство С. Венгерова, 1907.